Наплакались за всю войну
В Андреевичи, где Ваня Василевский жил с родителями, немцы пришли в воскресенье. Было очень жарко, непрошеные гости неспешно двигались по улице, закатав рукава, повесив автоматы на шею. Шли и улыбались. Только вот чему они улыбались, мальчику было не понятно и почему-то очень страшно.
Пришел враг, и жизнь людей в одночасье изменилась. Больше уже не бегали по улицам дети, радостно и весело смеясь. Страх поселился в деревне. Солтыс стал за порядком следить, а в соседней деревне Мстибово полицаи хозяйничали. Помогали немцам, доносили на коммунистов, расстреливали. Доносили на евреев: одних расстреляли, других в Волковыск в гетто отправили. Молодежь фашисты угоняли на принудительные работы. Многие пытались бежать, но немцы пускали по их следу собак, а те в несколько прыжков догоняли жертву и безжалостно рвали ее. И чтобы избежать такой мучительной смерти, молодые люди уезжали в Германию.
Вели себя фашисты, как хозяева. Ходили по домам, требуя: «Матка, млеко, яйко». Кур забирали у сельчан. Еще надо было заколоть, осмолить, разобрать свиную тушу и отдать фашистам – таков порядок. Помнит Иван Семенович, как страшно было, когда узнали люди, что фашисты сожгли дотла Шауличи, что в километрах 20-ти от Андреевичей.
Недалеко от железнодорожной станции Андреевичи оккупанты построили добротный бункер, где укрывались во время бомбежек. Боялись бомбежек и дети. Нечеловеческий страх гнал ребятишек в поле. Они плакали, рты зажимали руками, им казалось, что тот плач слышат грозные самолеты. Наплакались они за всю войну. Натерпелись.
Жили в страхе до тех пор, пока советские солдаты не погнали неприятеля с нашей земли. Но уходить враг тихо не хотел. Немцы заминировали железнодорожную станцию, а отступая, взорвали ее. Да и вся земля вокруг была нашпигована разного рода взрывными устройствами. Поэтому взрослые не разрешали ходить на станцию. Но дети всегда остаются детьми, любопытными и любознательными. Они на тот момент не осознавали и не понимали, что с войной шутки плохи. Враг ушел, можно и на станцию сбегать. А там чего только не было: «игрушки» разные – и маленькие, и большие, тяжелые и чуть полегче – бери в руки и делай с ними что хочешь. Взрыв прогремел неожиданно – кому пальцы на руке оторвало, а кому и глаза выжгло. У Ивана левый глаз навсегда перестал видеть.
Помнит Иван Семенович, как наши солдаты возвращались домой. На станции эшелоны останавливались. Фронтовики выскакивали из вагонов, смеялись, пели, танцевали. В такой радостной суматохе не забыли и про детей: тетради, ручки, карандаши, хлеб, сахар – все им, маленьким горемыкам большой войны.
После войны Иван Василевский окончил школу в четыре класса. Но дальше не учился. Всю жизнь проработал полеводом в колхозе. А еще любил читать. Каждое воскресенье шел в Мстибово. Десять книг веревочкой перевяжет и несет домой. Прочитал всего Михаила Шолохова, Василя Быкова, Ивана Мележа, Александра Фадеева…
Сейчас он пенсионер, живет в Вердомичах у дочери Галины Алюшкевич. Живет и радуется миру в нашей стране. И мечтает, чтобы никогда на планете Земля не повторилась подобная бесчеловечная война. Чтобы внук Виталий и друзья внука, а также друзья друзей созидали, а не восстанавливали разрушенное.
Он остался навек молодым
Елена Янучек, жительница аг. Великое Село, хорошо помнит своего отца Антона Селедчика, несмотря на то, что на начало войны ей было всего пять.
Прошли годы, память по-прежнему хранит все события тех страшных дней. Елена Антоновна, собрав волю в кулак, на одном дыхании поведала историю о том, как фашисты по доносу соседа-поляка издевались над ее отцом.
– Перед самой войной, – начинает свой рассказ женщина, – папа перевез семью из Свислочи в Огородники. Но у деда мы задержались ненадолго. У него своя семья, да и нас шестеро. Поселились на хуторе между Полонкой и Огородниками. Сосед оказался человеком недружелюбным, невзлюбил нашу семью. Постоянно шпионил за отцом. Но это нам не с руки было. Отец помогал партизанам, да и те часто наведывались к нам. Надо было покормить их, чем Бог послал, обогреть, раны перевязать, белье постирать. А немцы часто на хутор наезды делали. Как-то раз, еще мы все спали, ворвались в дом, сорвали с нас одеяла, побросали на пол. Отца вывели во двор, поставили к стене сарая. Перепугались мы, думали, что расстреляют. Обошлось, отпустили его тогда.
Страшная картина рисует мое воображение, а у Елены Антоновны дрожит голос. Но женщина справилась с волнением, продолжает рассказывать:
– Отец всегда был на связи с партизанами. Сосед постоянно доносил фашистам, что партизаны приходят к нам. Однажды, уже поздняя осень стояла на дворе, явились немцы с собаками. Папу раздели, к колодцу подвели, а там стоял большой ушат. Посадили его в этот ушат с ледяной водой, а маме приказали лить на него воду. Она достанет воду и льет, стараясь не на голову, а на плечи лить. Тогда ее плеткой, плеткой. Больно, она плачет, и мы плачем. Сколько горя! Не могли остановиться на этом фашисты, учинили обыск, нашли бинокль (партизаны забыли). Увидели «балею» с бельем (мама собиралась стирать для партизан). И белье, и «балею» – все на мелкие части изрубили топором. Забрали отца. Повезли в Свислочь, в тюрьму. Только один разок разрешили (добрый немец попался) увидеться с папой. Подойдя к окну с решеткой, отец сказал: «Миша, сынок, не ходи больше сюда, а то тебя убьют». Дома брат плакал – отец весь черный, избит очень, не узнать. На следующий день его расстреляли. Всего 35 было ему тогда. В моей памяти он навсегда остался молодым и красивым.
Останки Антона Селедчика перезахоронили после того, как район полностью был освобожден от оккупантов. Из общей перенесли в братскую могилу советских воинов и партизан, что находится на Аллее памятников в Свислочи. Жена Евфросиния опознала тело мужа по ботинкам на ногах и ремню.
И вот победный май. Надо было жить – работать, восстанавливать разрушенное войной. Пришлось нелегко. Елена Янучек все же окончила среднюю школу. Работала всю свою жизнь, начиная с самого детства. И везде хорошо, добросовестно, честно трудилась. Не стыдно ни перед людьми, ни перед Богом, ни перед самой собой.
Лицом к лицу со смертью
Коренная свислочанка Вера Витерская, несмотря на то, что воспоминания «давно минувших дней» даются ей нелегко, согласилась рассказать о том, что пришлось ей пережить в годы войны. Оно и понятно: надо, чтобы наши дети, внуки, правнуки знали об этом. Знали и помнили.
– Да разве такое забудешь? – горестно вздыхает Вера Ивановна. – От одних воспоминаний не по себе становится, а когда-то через ужасы войны пришлось пройти моей маме Анне с нами, ее дочерями, – Марией, Верой и Леной. Мы не знали, что такое детство, в страхе жили, голод и холод познали сполна. Когда начали угонять молодежь на принудительные работы в Германию, отец увез семью в деревню Колосы. Однако нас заставили вернуться назад. Вернулись, а тут снова куда-то людей отправляют. В Волковыске хотели разлучить. Но мы вцепились в маму и так кричали-плакали, что нас просто побросали в вагон-теплушку. Так мы оказались в концентрационном лагере под Кенигсбергом.
Вере Ивановне говорить о пребывании в лагерях смерти очень тяжело – слезы так и льются из глаз.
– Нет, ничего, – успокаивает меня женщина. – Первый лагерь был не очень жутким. Старшая Мария часто делала вылазки в город через тайный лаз под проволокой. Его сделал отец нашей подруги Даши, конюх. Лаз прикрыл навозом. Мария часто пользовалась им. Принесет сестра хлеб в барак, а мы его разделим на маленькие кусочки. Конечно, после той вонючей баланды, которую немцы варили для нас из полудохлых лошадей, обезьян (по ним еще и черви ползали), кусочек хлеба, пусть и крошечный, был слаще меда. Спали на нарах, на ногах – деревянная обувь. Когда этот лагерь разбомбили, перевели всех в другой. Погрузили на машины и привезли в Дахау.
По голосу рассказчицы понятно, что каждый эпизод воспоминаний дается ей с трудом. Но Вера Ивановна держится мужественно и продолжает рассказывать:
– Этот концентрационный лагерь был очень страшным. Все узники – кожа да кости, кормили одной брюквой, в бараках холодно. Печка-буржуйка тепла давала мало. Круглосуточно работал крематорий. Однажды нас отправили в «баню». Огромная очередь выстроилась у зловещей двери, перед которой узники снимали одежду, кишащую вшами. Мама радовалась, что помоемся и поменяем одежду. Но я заметила, что люди входили внутрь, но почему-то обратно не выходили. А когда поняли, что это не баня, все разбежались по баракам.
Рассказала Вера Ивановна и о том, что оставшихся в живых узников освободили части Красной армии. Солдаты кормили кашей, а один взял на руки Веру и дал ей кусочек сахара. Мама Анна Михайловна при воинской части доила коров, потом работала поваром. Вернулись домой и стали жить мирной жизнью. Тяжело было. В 14 лет Вера пошла в колхоз.
Вера Витерская могла бы еще о многом вспомнить и рассказать, но побережем ее доброе сердце. Мы, живущие в мирной стране, понимаем, что «боль взывает к людям». Так «давайте, люди, никогда об этом не забудем»! Во имя нашего мирного будущего.
Валентина ХАМЧУК
Фото автора, Ольги БОТВИЧ
