22 июня 1941 года. Знойное лето. Солнце в тот день светило как-то особенно ярко. Мы, детвора, резвились, не зная, что надвигается страшная беда.
Но вот уже вечереет. Почему-то встревожены люди. Стадо коров и овец подняло пыль, и нам кажется, что это дым. Мамы нет дома. Она уехала в Волковыск, где работает папа. Взяла с собой детей: моих брата и сестру и двое племянников. Она хотела им показать город, поезд. Они ничего этого пока не видели. Мы со старшей сестрой – ей 14 лет, а мне 9 – остались дома с дедушкой Мефодием. Радио у нас нет, телефон только на почте.
Люди перешептываются, боятся обронить лишнее слово: в те времена – не дай Бог!
В понедельник все заговорили открыто – война!
А мамы с детьми нет. Ходим и ходим на дорогу смотреть с тетей Марусей, которая вся изнервничалась, без конца повторяет: «Господи, Господи, где мои птенчики?» Мама выезжала в Волковыск лошадью (машин или автобусов тогда никто не видел), а на город уже бросали бомбы.
Наконец, к вечеру мама с детьми вернулась. Радость какая! Тетя обнимала, целовала своих Виталика и Раечку: слава Богу, живы!
В среду в Новом Дворе уже были немцы. Началась стрельба, и мы попрятались за печкой. Но потом перебрались в разваленный погреб. На другой день побежали за речку, где жил дедушка Иван. Там на огороде вырыли землянку, в ней собрались все родственники – 12 человек. Началась стрельба – опять пришли наши, видимо, прорвались из Брестской крепости. Мы сидели в землянке, закрыв дырку подушкой, одна пуля попала в нее, но никто не пострадал. А в центре деревни мамина двоюродная сестра пряталась с детьми в погребе. Пришел немец и бросил гранату. Детей она успела вытолкать наверх, а сама умерла от ран.
Десятилетнюю девочку Марусю тоже убил немецкий солдат. Дядю Мишу заставили выкопать себе яму у нас во дворе и застрелили за то, что из его горящего дома кто-то стрелял, видимо, советский солдат. Мужчина шел выгонять скот, немец тоже его застрелил. Да и не перечесть всех жертв той страшной войны. Даже куры боялись немцев, летели, кудахтали и прятались, а немцы их — палками.
Дедушка наш, Мефодий, не хотел идти к нам за речку, остался дома, в центре деревни. Когда наступило временное затишье, он пришел звать маму доить коров, но она не пошла, уговаривала и его не возвращаться в деревню. Дедушка все же ушел (как же, дома одна скотина осталась). На пути был немецкий штаб. В это время кто-то изловчился и вывесил на штабе красный флаг. Немцы стали бомбить по своим. Как раз в то время дедушка возвращался домой и был убит в упор немцем.
Первый год шли ожесточенные бои. Горели дома. Прорывались то русские, то немцы. Немцев почему-то хоронили возле дорог, а когда отступали, трупы забирали с собой.
Молодежь угоняли в Германию на принудительные работы, служащих, активистов, депутатов – в концлагерь. В концлагере погиб и наш папа. Мы до сих пор не знаем, где покоится его прах. Возможно, он был сожжен в печи. Ужас, что творили немцы.
Июнь 1942-го. Возле кузницы стояла разбитая пушка. Озорной мальчик Коля 11 лет решил забить в нее снаряд. Остальные дети наблюдали. Кто сидел на заборе, кто рядом стоял. Мои двоюродные брат и сестра Виталик и Раечка (те, которых моя мама возила в Волковыск) сидели возле своего забора. Колькин снаряд разорвался, мальчишку разнесло на кусочки. Как подкошенные, упали замертво и Виталик с Раечкой. Им было по 12 и 11 лет. В гробики положили белые ландыши, ими же собранные… Раечка умела играть на гитаре и часто пела песню: «И белый ландыш на могиле, и незабудка под крестом…» Она мне всегда говорила, что это ее любимая песня. С тех пор ландыши для меня ассоциируются с войной.
Гробики несли на рушниках. Раечкин – девочки, а Виталика – мальчики. Тетя сходила с ума. Ей предстояло отдать земле сразу двоих детей, самое дорогое, что у нее было. Она не выходила с кладбища. На нее было страшно смотреть. Мама нам не разрешала к ней ходить, чтобы не напоминать о детях. А она все выходила на улицу и звала: «Раечка, Виталик, идите пить молочко!..»
1943 год. У тети родилась девочка. Назвали Раечкой. Потом еще сынок родился, назвали Георгием. Рая стала врачом, а Георгий лесником.
1944 год. Опять к нам подошел фронт. Мы решили убежать в пущу, на болото. Немцы на перекрестках дорог с автоматами, грязные, злые. Мы боимся, что убьют. Идем опять всей родней. Маленькая Раечка на руках. Вышли за околицу – и на болото. Трясина вздувается, а идти до груда-островка километра три-четыре. Пули свистели поверх голов, но мы все-таки добрались. Сделали себе шалаш и сидели в нем, пока не пришли наши разведчики. Сказали, что Новый Двор уже освобожден.
Вот уже 65 лет прошло, но из памяти не стираются все пережитые ужасы. До сих пор боюсь выстрелов, даже грома. Они мне напоминают о войне, об убитых дедушке, отце, братьях и сестрах. Никогда не изгладятся ужасы, запавшие в детскую душу.
В. И. ГРИЦКЕВИЧ,
ветеран труда,
д. Новый Двор.
